Лариса Гумерова
Из
цикла "Апрельская ночь"
|
Ночь и ее Поезд звезд, 1912
Edward Robert Hughes, Birmingham City Museum and Art Gallery, England. |
Вечный Свет
Первых паводков влагу тихой полночью пью, чуда русского тягу под луной узнаю. К самым главным истокам поезд сносит меня: всем весенним потокам не убавить огня - так вся Русь полыхает белизною стволов, как смиренно сгорает, без упреков, без слов. Исчезает в свеченье, сколько ни сторожи. Гибнет, миру в спасенье, в этой светлой глуши. Бесконечен за далью белых воинств поход, манускриптом баталий за великий народ. Луна над поездом
Заплутала в стволах берез и выходить не хочет. Катится, катится под откос белых лесов проточных. Полнолунье. Кипят ключи талых вод с позолотой Как пасхальные куличи, горы по разворотам. Разбегаются вперехлест просеки, переправы в марафоне до самых звезд по сторонам состава. Рельсы вызубрили пароль, чтоб в разлив откровенья уносилась былая боль, и былые сомненья. Паутинке сквозных лучей сердце почти сдается. Все нежнее, все горячей свет меж стволами бьется. Херувимская
Над таинством этой ночи мосты не разведены. Мне родина хлынула в очи разливом весны. Луна впереди бежала безмолвным проводником и многое открывала, чего не увидишь днем. Я видела чудо-храмы над Волгой и над Окой, надмирные панорамы, где Слава и где Покой струились, не убывая, вслед шествию куполов. О, кто же есть Ты такая, ни зла Тебе, ни оков? Какие клубят туманы, любой бугорок - алтарь, и служит по всем полянам Свет-батюшка, как и встарь. И ангельский гул и пенье в лесах, и еловый дым, и белых стволов говенье по просекам золотым. Взыскующий взгляд Софии, жемчужные ризы рек... Земля моя, Литургия святая, из века век! И в талой воде сверкая, явилась в былой красе - о, кто же Ты есть такая, что разум теряют все и падают на колени, бессильные разгадать? Свершившимся искупленьем весенний разлив, опять! Высокое упованье богатство Руси и щит. Ее красоты страданьем пока еще мир стоит. В лазурном потоке ночи мосты не разведены. Мне родина хлынула в очи блаженством весны. Подарки Победителю
Хосе Муньос-Кортесу Веточки московских тополей, дух едва родившийся и нежный, и разлив коломенских полей, где Державы всей духовный стержень, и Царицы русской скорбный лик, аромат руки Ее и милость[1], Троицы три-Женственный родник, тот, что здесь века Она хранила[2], горстку вновь оттаявшей земли возле белокаменного сруба, и цветы, что только расцвели над корнями Пушкинского дуба - все тебе, неназванный герой - мир пройдя от края и до края, сквозь границы и таможень строй - я с поклоном низким возлагаю. Верю, эти скромные дары ты приимешь с царственным почтеньем. Полыхнут по мрамору костры, пригоршни Москвы моей весенней. Здесь еще не разоделся лес, в северном холодном Джорданвилле. Сколько ты принес сюда чудес, Чтобы иной Америку открыли! Чтоб над голливудской суетой, истерией тысячи каналов, вдруг открылось с первой простотой, как она от Бога поотстала. Как прогресс пошел наперерез от лозы спасительной, единой и отрезал землю от небес, а людей от Пастыря и Сына. И за все, что сотворил для нас, и за все, что знаю и не знаю, чтоб весна вот эта началась, - русские дары тебе вручаю. Веточки московских тополей, от Иконы сладостная свежесть, и разлив коломенских полей, и России вековая нежность - все тебе, неназванный герой, от молвы пока еще укрытый! Пусть цветов победоносный строй прорастает мраморные плиты. Ты извлек историю со дна. Ты царям вернул былую славу. Новой Эры первая весна спасена тобой, твоя - по праву! Встреча
Чтобы под Златоустом вечность мне повстречать, чтоб в Водолее грустном вместе нам быть опять, чтоб она наступила, новых столетий тайна, чтоб что давно сулило, чудо смогло воздать нам - Этой безумной ночью упразднились пределы, и по разметкам точным я сквозь миры летела. Этой ночью безумной рельсы неслись лучами по закоулкам лунным, не считаясь с путями. Так натянулись струны, сказочно так звучали, так в золотых лагунах ангелы ликовали, Звезды сходились низко восполняя пробелы, и Россия так близко, нежно в глаза смотрела где-то под ЗлатоустомУ. |
