Лариса Гумерова

 

 

Покушение на Чистоту

 

или

 

Почему Америка впереди?

 

 

 

Лики Русского Апокалипсиса

 

 

1997


Владимиру Сергеевичу Соловьеву,

зодчему и рыцарю русского Духа

посвящается.

 


Появление «Русской Америки» не могло бы не повлечь за собой возникновение теснейших, огромной важности культурных узлов между Россией и восходящей, одаренной огромными потенциями, молодой культурой Соединенных Штатов...

Русская Америка образовала бы вторую Россию, несравненно меньшую, но передовую, предприимчивую и главное - демократическую. К середине ХХ столетия, вместо изнемогания под тиранической властью, русские достигли бы уже более гармонического строя и более нравственного, мягкого и справедливого уклада жизни.

Д. Андреев «Роза Мира».

 


I.

 

Через 3 года исполняется 100 лет со дня смерти великого философа, писателя и христианского мыслителя Владимира Сергеевича Соловьева.

 

Сегодня уже никому не надо доказывать, что у России нет и никогда не было философа и общественного деятеля подобного ранга, блеска и масштаба личности. Владимир Соловьев прожил короткую жизнь (1853 -1900), но еще в юности был признан и широко известен, как выдающийся гений мировой философской мысли. Его труды остаются фундаментальными для изучающих русскую историю и культуру, они издаются и переиздаются на многих языках. На имя Вл. Соловьева постоянно ссылаются современные иследователи, в его честь организуются и открываюся общества, фонды, курсы и семинары во всем мире. А вот в самой России над именем его по сей день «сомкнуты глухие воды молчания и забвения», по выражению Д.Андреева. Случайно ли это?

 

Уходящий век для России стал веком страшных испытаний и как следствие этого, этапом значительного экономического и социального отставания в ряду мирового сообщества. Все мы дети железного занавеса. Как часто бы ни повторялось с гордостью пресловутое зато мы делаем ракеты, - ни богаче, ни счастливей, ни свободней мы от этого не становимся. Россия, бывшая 100 лет назад по многим показателям жизни и экономики впереди Америки, пребывает в нищете и отсталости по сей день. По сей день страдает ее народ, что проявилось с особой достоверностью после краха всех коммунистических декораций. Да и будущий день России еще пока зыбок и остается под большим вопросом.

 

Тем не менее у русских есть основания для оптимизма. Разными путями может свершиться духовное возрождение, и один из них, несомненно - это идеи и труды Владимира Сергеевича Соловьева. Гранитная глыба, оперевшись о которую можно подняться и сделать шаг. Русские всегда были живы идеей более, чем хлебом насущным. Величайшее недоразумение и несправедливость заключаются в том, что до сих пор идея наша - родная, доморощенная, исконно русская - пребывает в забвении и поругании, словно Илия Муромец свет Иванович, остается невостребованной, как и жизнено насущной. Попыткой преодоления этого недоразуменя, пусть поздно, пусть только спустя 100 лет, конечно же далеко не исчерпывающе, - и является данная небольшая работа.

 

II.

 

Как это ни странно звучит, но у русского философа и ученого с мировым именем Владимира Сергеевича Соловьева фактически не оказалось достойных приемников и последователей. Те же, кто объявил себя якобы таковыми, не только не следовали, но неузнаваемо извратили и принизили его идеи, фактически дискредитировали его дело. Еще в 1892 году Л.Н. Толстой назвал этих людей безнравственными.«Признаки совершенного распадения нравственности людей fin de siecle и у нас» - писал Лев Толстой жене, после того, как узнал о речи Д. Мережковского «О причинах упадка русской литературы». Сам Соловьев не относился к деятелям нового направления серьезно, считая подобный образ мыслей и творчества проявлением ущербной ментальности. Но как показали события последнего столетия, оба русских светила - увы, в этом вопросе были трагически далеки от истины.

 

В статье Александра Зинухова, в газете «Совершенно секретно» (№ 5, 1997 г. статья «Бал у сатаны» посвящена творчеству М.А. Булгакова) читаем:

 

Факты свидетельствуют, что уже в начале ХХ века в среде ителлигенции проявилась тяга к мистическим ритуалам. «В каком-то салоне - вспоминал А.Белый - кололи булавкой кого-то и кровь выжимали в вино, называя идиотизм «сопричастием»...

И далее:

 

Ритуальное действо называл «сопричастием» Вячеслав Иванов. С 1 на 2 мая 1905 в Петербурге (1 мая 1905 года христиане праздновали Пасху, а сатанисты - шабаш.) на квартире поэта и драматурга Н.М. Минского... по инициативе Вячеслава Иванова собрался кружок мистически настроенной интеллигенции. Все члены его, взявшись за руки, производя ритмические телодвижения, пытались ввести себя в некое религиозное состояние, именуемое одержимостью. При этом совершались жертвоприношения с питьем человеческой крови. ...В 1920 году при реконструкции одного из арбатских домов обнаружили на стене изображение дьявола. Предположили, что там был алтарь, на который сатанисты возлагали обнаженную женщину.»

 

Андрей Белый в романе «Петербург» о том же говорит устами усредненного профессора статистики:

 

Вы думаете, что гибель России предуготовляется нам в уповании социального равенства? Как бы не так. Нас хотят просто-на-просто принести в жертву диаволу.

 

А вот строчки из стихотворения молодого Карла Маркса «Скрипач»:

 

Адские испарения поднимаются

и наполняют мозг,

пока не сойду с ума,

и мое сердце в корне не переменится.

 

Видишь этот меч?

Князь тьмы - продал его мне.

 

Насколько ошибались и Л. Толстой и В. Соловьев, называя новомодных литераторов-символистов людьми безнравственными или духовно не зрелыми, отчетливо показало время. Однако и по сей день имена Минского, Вяч. Иванова, Брюсова, Сологуба произносятся со священным трепетом, причисляются к лику святых Серебряного века. О Владимире Соловьеве едва ли упоминают и в исторических скобках. И это не простая несправедливость. На мой взгляд, это продолжающаяся и сегодня большая национальная драма, если не война. Зверское убийство о. А. Меня, до сих пор не раскрытое, - это ли не доказательство страшной и мало кому пока прояснённой реальности? Свои основные религиозно-философские труды о. Александр посвятил памяти В. С. Соловьева.

 

Сказать о Владимире Сергеевиче Соловьеве то, что должен знать каждый, кому дорога Россиия, представляется сегодня давнишним и одним из главных долгом. Как необходима и оценка деятельности тех, кто вольно или невольно способствовал началу духовного помрачения России. Такая оценка, которую мог бы дать сам Рыцарь-Монах (определение А. Блока). Других - философских, научных, поэтических, литературных - более чем достаточно.

 

Отнюдь не претендуя на исчерпывающее понимание и освещение философских глубин многочисленных трудов русского духовного гиганта, автор лишь пытается следовать взгляду Вл. Соловьева в вопросах чисто литературных и не отступать от его принципов в определении жизненных приоритетов. В небольшом эссе Читателю будет предложено оценить события русской истории не через внешние события и факты, а через непосредственные ощущения человеческой души, пытающейся выжить в чужеродной, искусственно навязанной ей атмосфере советских подмен.

 

III.

 

Волею судьбы, говоря о Соловьеве, закономерно говорить и об Америке. Как ни странно это звучит, но Америка - это страна Владимира Соловьева, страна многих его сбывшихся, самых заветных чаяний и надежд, страна его духа. Америке удалось раскрепостить индивидуальные, творческие, игровые способности человека, не разлучая его с Богом. Америка на деле, в повседневной жизни, воплотила многие самые дерзкие и светлые мечты человечества. Что бы ни говорили о ней плохого или хорошего, не будем забывать, что прежде всего Америка - это христианский мир, тот самый, скрыть который от нас и пытался пресловутый "занавес". 

 

Только здесь пока не льются реки человеческой крови, только здесь провозглашена гарантированная и защищенная Законом цена человеческой жизни и достоинства. Лучшего места для жизни семьи и детей на земле не существует, как и лучшей демократии - пусть далеко не совершенной, но вполне действенной. То, что в продолжение ста лет упорно разрушалось и уничтожалось в России, - живет, здравствует и процветает в Америке. То, что сломали и осквернили многочисленные русские и советские «исты», дышит и радует глаз здесь, светлым памятником всему лучшему, что было, есть и хочется надяться, обязательно будет еще в России.

 

Христианство в Америке реально и действенно соединено с демократией, гуманизмом и прогрессом - о чем и мечтал, что и хотел завоевать для России ее Рыцарь-Монах. The Spirit of America - брат русскому Духу. Америка воплотила то, чем было переполнено любящее и страдающее сердце Владимира Сергеевича Соловьева.

Высшая справедливость и в этом мире все-таки торжествует. Любое творческое, усилие или начинание, а тем более - подвижничество и страдание за других, не пропадает даром и обязательно вознаграждаются сторицей, подхватывается потомками.

 

Потому что Добро всегда побеждает зло. Надо только научиться в это верить, несмотря ни на что.

 

 

16 июля 1997 года.

Канун памяти Свв. Царственных Мучеников.

Мэриленд, С.Ш.А.

 

 


 

Религия торможения

 

 

Я презираю коммунистическую веру, как идею низкого равенства, как скучную страницу в праздничной истории человечества, как отрицание земных и неземных красот, как нечто... посягающее на мое «я», как поощрительницу невежества, тупости и самодовольства.

 

В. Набоков. «Юбилей», 1927г.

 

 

В 1959 году Хрущев впервые побывал в Америке и не нашел иного объяснения увиденному, кроме как ложь и обман. Это что же, каждый американец может иметь телефон? И не один? Хоть три, если просто захочет? Ложь. А это как же, автостоянка перед Калифорнийским университетом в Лос-Анджелесе забита машинами... студентов? Новая ложь. Генсек был в бешенстве. Он не мог поверить собственным глазам. Что касается знаменитых уже тогда американских дорог и автодорожного сервиса, то единственно что смог Никита Сергеевич ответить президенту о своем впечатлении, что они-де нам, русским, и не нужны.

 

Ну конечно, зачем русскому человеку хайвей? В лаптях, своим ходом, да по родной грязи - оно привычнее. Русский человек просто обожает свое убожеcтво и привык им гордиться. Хрущев, застигнутый врасплох американским благосостоянием на деле, а не в резолюциях и постановлениях, постоянно заявлял, что его обманывают. Каждый ведь понимает так, как научился тому. Вернувшись на родину, Никита Сергеевич тут же бросил грозный клич «догнать и перегнать Америку!», этакую нахалку, осмелившуюся быть впереди великого и могучего СССР. И яростно взялся... за кукурузу.

 

А ведь еще в 1955 году, в Женеве, советскому лидеру была предложена не кукуруза и не хлопья кукурузные, а идея открытого неба, объединения с  Западным миром, «свободный и дружественный обмен идеями». Генсек назвал тогда эти предложения «неприкрытым шпионским заговором против Советского Союза». Разве мог он, плоть от плоти только что почившего вождя и корифея, понять язык, на котором разговаривали в нормальном, не перевернутом революциями мире? В мире, где на самом деле существует доверие, и где люди вполне адекватны, то есть серьезны, но и открыты. В мире, где между людьми, как норма общения, принята искренность. Нашему же тогдашнему лидеру был понятен лишь язык ненависти, вражды и шапкозакидательства - советского нтеллектуального убожества и агрессивного невежества.

 

Так ничего, кроме кукурузы и грозного лозунга, Хрущев нам из Америки тогда и не привез. А ведь целый мир и вся Америка были предложены России, уже в те далекие годы. И все-таки с 1955 года дух Женевы прочно поселился в мире - дух диалога, мира и разоружения, Дух надежды. Это вообще был особенный для России год. Начинался он с кометы, космической гостьи земли. Затем последовало и планетарное событие: Женева. Дивная и неподражаемая Има Сумак тоже наподобии кометы озарила в этом году русский небосклон. Ее неземной, «космический», божественный голос - что он провозгласил тогда в стране победившего зла, что архангельски про-возвестил? А «стояние Зои Самарской», грянувшее в последний его вечер, 31 декабря 1955-го?

 

Едва ли все это произошло с Россией и русскими ради того, чтобы открыть затем американскую кукурузу. Разве же в ней сокрыт секрет американского чуда? Но Никита Сергеевич, как впрочем и многие шагавшие за корифеем, оказались вполне достойными его приемниками.

 

Причина тотальной, и человеческой, и политической, слепоты советских лидеров заключалась и по сей дей заключена в их коммунистической вере. Свято место не бывает пусто. Изгнав веру христианскую, большевики создали свою веру и свою «квазирелигию» - с заповедями, скрижалями, мощами, хоругвями, крестными ходми и всеобщими песнопениями. Любви, которая есть абсолютное доверие, в этой религии естественно не было места. Все держалось на противоположном: на лжи, насилии и тотальной подозрительности. Сначала якобы к врагам нового строя, а затем, уже по мере все большего увлечения, ко всему миру.

 

Новая вера и новая религия, искусственно и насильственно привитые России, постепенно стали приносить свои извращённые и страшные, с точки зрения нормальных законов жизни и природы, плоды. Никита Сергеевич Хрущев являл собой еще далеко не самый печальный пример подобной селекции наоборот. Как это все случилось? Каким образом национальная система духовного спасения, сотворенная героическим трудом и неописуемыми жертвами стольких поколений подвижников на нашей земле, вдруг почти мгновенно сменилась системой профанации, тотального невежества и духовной гибели? Как произошла страшная подмена единого высокого национального Духа на низкий его антипод?

 

Вопрос труден не только в силу метафизической масштабности, которую всегда сложно адекватно проецировать на человеческое сознание. Много и других причин, из которых не последнее место занимет сама структура русской души. Та самая ее загадка, которая может быть, есть ни что иное, как верность и нежелание расстаться с тем, во что искренне верил. Наша вера и доверчивость, давно укоренившиеся в масштабе всей нации, извечная тягя к Абсолюту и готовность к высокой жертве - позволили «новому мировоззрению» не только укорениться, но и стать жизнеспособным и даже на определенное время весьма деятельным.

 

Советы существовали на уникальной внутренней духовной тяге, эксплуатируя известную народную наивность, веру в Слово. Едва ли где-то еще в другой стране подобная по масштабам антинародная акция стала бы возможна. Выбор был точен, предмет веры насильственно подменен, а гигантский потенциал любви направлен на стрительство коммунистической экономики и в дальнейшем громадной военной машины. Ну не дьявольский ли получился парадокс: сила вера была направлена против веры. Накопленные духовные богатства ринулись уничтожать сами себя. Жуткая метаморфоза. И иначе, как апокалипсисом ее и не наречешь, столько здесь непостижимого, невместимого для человеческого рассудка, да и вообще для логики живого.

 

Лично мне происшедшее с Россией помогла увидеть и глубже осознать Америка. Лицом к лицу лица не увидать, да если еще если лицо это тебе постоянно лжёт, запугивает и меняет маски. Поэтому и нужны были холодная война, пропаганда и железный занавес, все ведь познается в сравнении. А если Америка наш враг, то зачем нам о ней вообще что-то знать?

 

Возвращаясь к нашему рассказу. Хрущев, истинно русский по душе человек, сам стал жертвой собственной веры и безграничной русской доверчивости, свято веря в то, чему учили его великие профанаторы Маркс и Ленин. Именно в силу такой неколебимой веры и провозгласил он ложью то, что увидел собственными глазами в Америке - не мог предать свою религию. Ему была предоставлена редкая возможность: призадуматься и понять. Но Хрущев предпочел покрепче зажмуриться и ринуться в кукурузу. С той поры уже 40 с лишком лет так все и догоняем Америку. А она все дальше от нас и дальше.

 


 

Маленькие ужасы большой подмены

 

 

Я презираю... ту уродливую тупую идейку, которая превращает русских простаков в коммунистических простофиль. Мне невыносим тот приторный вкус мещанства, который я чувствую во всем большевистском. Мещанской скукой веет от серых страниц «Правды», мещанской злобой звучит политический выкрик большевика, мещанской дурью набухла бедная его головушка.

 

В. Набоков. «Юбилей», 1927г.

 

Перед отъездом 6 лет мы прожили в Тюмени, которая, как известно, стоит на болоте. В столице Западной Сибири, насчитывающей более миллиона жителей, по сей день отсутствует элементарная дренажная система для сточных вод. Там грязно даже летом, а в домах и зимой кусают комары из-за застоя вод в подвалах. Все эти годы по нескольку раз в день приходилось отмывать жирную грязь с детской и взрослой обуви, от отвращения роняя слезы в дежурное ведерко у входной двери. Но собственно говоря, все это было ерундой.

 

Все это было только малюсенькой частью той Большой Грязи, в которой мы все попали. Грязь была повсюду - серая, неизбывная, зловещая. Она липла к каждому шагу жизни, на работе, в магазине, в автобусе, в подъезде, на тротуаре. Гордо красовалась на всех заборах и стенах. Шастала - стаями тараканов по стенам и шелестом крыс в наших «мусоропроводных» подъездах, сворами злобных голодных собак на улицах. Вырастала - грудами наплеванной тут и там шелухи. Обрушивалась - проклятьями в спину грязных цыганок. Лилась - потоками из глаз прохожих мужчин, с экрана телевизора, со страниц газет и журналов. Сводила с ума - дикими воплями в ночном дворе.

 

Грязью кажется был пропитан и воздух, и мутная вода в Туре, и даже магазинский хлеб. Сколько раз я вытаскивала из его мякиша то щепки, то обрывки бумаг, то угли, а то и гвозди. Грязь, как затаившийся зверь, угрожала трем моим маленьким девочкам. Грязь пугала - не меньше, чем и загадочное и одинаковое равнодушие к ней абсолютно всех. Особенным ужасом веяло от открытых канализационных люков, прямо у прохожих тротуаров и на них, до которых никому не было дела. В дождь, под слоем стоячей воды и грязи, они были незаметны вовсе, превращаясь в дьявольские ловушки и для взрослых людей. Периодически из них вытаскивали крюками чьи-то истлевшие останки. (Я ничего не приукрашиваю и не приувеличиваю: спросите любого тюменца). Был и такой случай.

 

Однажды мы пошли на день рожденья. Долго собирались, наряжались, выбирали цветы. По такому случаю, муж надел в первый раз белую тенниску, привезенную аж из Канады. Фирму, так сказать. Подходим к дому, куда нас пригласили. Настроение просто прекрасное: предвкушение радости и веселья, свобода. И вдруг видим открытый люк, около дома, на чахленьком газоне. Вокруг бегают дети. Я всегда этого пугалась больше, чем хотелось бы. Крышка лежит, слава Богу, прямо рядом. Она, конечно, чугунная, но вдвоем можно попытаться ее сдвинуть. Так и сделали. Пришлось изрядно поднапрячься... В тот самый момент, когда можно было бы перевести дух и гордо удалиться, крышка треснула пополам, провалилась в немерянные глубины тухлой грязи, обдав нас за наши труды мощным фонтаном. Ни подвига спасения, ни дня рожденья, ни тенниски.

 

И это одно из самых наших нестрашных приключейний в Тюмени.

Бывали и такие, про которые лучше не рассказывать. Взглянули бы вы на тюменское кладбище, в самом центре города, дикое, заросшее, переполненное слухами страшных преступлений. В полнолуние. Уверяю, впечатлений бы хватило на всю жизнь.

 

Я ненавижу грязь, не умею жить в грязи. От ее вида, извините, мне делается нехорошо. Грязь - грубость - цинизм - кровь - все это явления одного уровня. Они одинаково непереносимы для любого нормального человека, для любого сердца, созданного любить, творить красоту, мечтать о прекрасном. Грязь преследовала меня до последней минуты жизни в России - на больничных матрасах, на халатах и лицах врачей, в ледяных цементных переходах серых зданий, в воняющих мочой и заплеванных лифтах, в поездах. Да, в поездах грязь была особенно грязной - смешанной с копотью, со следами жизнедеятельности пьяных пассажиров, настоенной на всеобщем крепком мате. Про какие бы то ни было туалеты и говорить не стоит - иногда казалось, что кто-то сильно постарался превратить всю Россию в один большой и грязный сортир.

 

Грязь в России для меня навсегда осталась ужасом, умноженным на тотальное равнодушие. Все, что было сделано и построено людьми, выглядело ненастоящим, липовым и нечистым. Даже и какие-то там роскошные дворцы культуры, театры, ипподромы - все это странно и сально мутилось, двоилось, подмигивало - сквозь кажущееся великолепие. Чистым для души было только вечное, сотвореное Богом - небо, природа, цветы, настоящая музыка. Поэзия. Детские лица. Сейчас-то я понимаю, ведь иначе и быть не могло, ибо сказано: «Я лоза, а вы ветви. Без Меня не можете делать ничего.»

 

И пока не перелетела Атлантику, и понятия не имела о том, что в жизни все может быть иначе. Первое, самое первое, еще в Американском посольстве, мое впечатление об Америке: стерильный простор. Волшебство чистоты и какой-то ее небывалый размах. Сразу же исчезло чувство сжатости, преследовавшее всегда, ставшее нормой жизни. Душа расправилась и облегченно вздохнула: исчез постоянный страх в чем-то испачкаться, прикоснуться к грязи, подцепить какую-то дрянь. Логан, огромнейший аэропорт в Бостоне, сиял всеми гранями дымчатой, стеклянной чистоты. Чистоты - до звона, до ослепления! Это было настоящее чудо.

 

Чудо, оказывется, начинается с чистоты.

            

 


Избранник многоликого януса

 

 

Говорят, поглупела Россия; да и немудрено. Вся она расплылась провинциальной глушью - с местным львом-бухгалтером, с барышнями, читающими Вербицкую и Сейфуллину, с убого-затейливым театром, с пьяненьким мирным мужиком, расположившимся посередине пыльной улицы.

 

В. Набоков «Юбилей».

 

 

 

Вячеслав Иванов называл культуру «памятью человечества», а писателя называл «вьючным животным» этой памяти («Переписка из двух углов», 1979 г. Брюссельском собрание сочинений, том 3, стр. 807). Как и все им написанное, звучит оригинально. Но ведь память может быть как памятью о добре, так и памятью о зле. Сколько ошибок, сколько страшных и непроглядно-черных мнгновений хранит в себе память даже одного человека, что уж говорить о человечестве.

 

Да и само понятие культуры - не предполагает ли оно нечто абсолютно светлое, возвышенное и облагораживающее? Культура не может быть ни грязной, ни низкой, ни злой. Она должна нести только положительный заряд. Более того, чтобы стать истинно культурным, человеку необходима определънная духовная работа, просветление и очищение души и тела, приобретение стойкого иммунитета ко злу. Прежде - чистота сосуда, а уж потом - его содержимое. В старые мехи молодого вина не наливают. Да и стоит ли вообще-то человеку превращаться в животное, в любое, вьючное или невьючное?

 

Вячеслава Иванова называют «самым просвещенным умом России», гордостью Серебряного века. Не претендуя на какие-либо новые оценки его творческого наследия, рискну лишь напомнить, что кроме увлечения литературой и теософией, Вячеслав Иванов являлся страстным и азартнейшим исследователем языческих религиозных культов. Он изобрел даже собственный метод научного исследования: «сопереживание», «сопричастность». по его мнению единственно точный и полный. И не только это. Вячеслав Иванов не просто исследовал эллинские обычаи и культуру, но и проповедовал исполнение языческих религиозных культов в жизни. В православной России!

 

Вячеслав Великолепный устраивал целые спектакли, фиерии и костюмированные представления, широко привлекая интеллигенцию и молодежь к участию в увлекательной и красочной игре. Он сам лично разрабатывал сценарии многих обрядов и спиритических сеансов. Наука - наукой, но позвольте единственный вопрос: может ли оставаться христианином тот, кто идолопоклонствует и возрождает языческие порядки?

 

В России еще в 988 году на берегу Днепра Владимир покончил с многобожием, кровавыми жертвами и культовым развратом. С этого именно момента началась русская история, движение к культуре, прогрессу и мировой интеграции. А вот то, что с таким восторгом и незаурядным артистизмом навязывал литературной среде Петербурга "самый просвещенный ум России", не являлось ли это по своей сути до-Христианством - демонизмом и оккультизмом? Откатом назад, духовным тупиком? Чего же добивался этот великий ум, усиленно насаждая среди русской интеллигенции начала XX века небывалый интерес к язычеству и колдовству?

 

Для русской ли культуры старался известный писатель? Да и для культуры ли вообще, как таковой? Что представлял из себя этот странный человек, с такой типично-русской, нарочно не придумаешь, фамилией? Надеюсь, что очень скоро это станет ясно и вам. Не даром еще в 1907 году, в своей Четвертой Симфонии «Кубок метелей» А. Белый создает образ предводителя шайки мистиков, «экспроприатора символизма» и непримиримого врага самого автора, прототипом которого являлся ни кто иной, как Вяч. Иванов.

 

Но вернемся к Америке. Если весной или в начале лета вы кружили по ее дорогам, даже и не важно в каком штате, то несомненно поражались размаху и великолепию окружающего процветания. В буквальном смысле этого слова, эта удивительная страна утопает в цветах. Чистота и ухоженность Америки - вот главная ее визитная карточка, самое первое, что здесь бросается в глаза любому путешественнику. Все остальное тоже важно, но уже на втором плане. Один знакомый признавался мне, что его сразу же поразил светлый размах Америки, с первых его шагов по этой земле. Он так и говорил: «я чувствую во всем здесь какое-то величие, хочется встать на колени, склонить голову...» - мы просто ехали в этот момент из аэропорта по хайвею. И этот человек, кстати, совершенно не религиозный, с тюркскими корнями, был настолько потрясен, у него слезы стояли в глазах всю дорогу.

 

В отличие от Никиты Сергеевича Хрущева, отдавшего свое сердце коммунистической вере наоборот, этот человек свободным своим сердцем почувствовал величие и высоту Духа, которым сотворена и которым стоит Америка. Другой вопрос, что происходит с ней теперь в сфере политической, ведь политика - вещь сиюминутная. Но Американская история и ее (надеюсь) вечность - истинно великолепны и величественны, как и у России.

 

А что творится сегодня с матушкой Россией? Почему всюду эта серость, приземленность, грязные стекла, дурные запахи? Уверена, что так было далеко не всегда. Россия была чистой и светлой, незря и названа святой (святость: высшая степень чистоты). С детства храню в памяти бабушкины белоснежные - до голубизны, накрахмаленные - до снежного хруста, подзоры, скатерти, занавесочки, столовые вышивки, простынки и покрывальца. Помню ее роскошную чайную розу, высоченную, с чудными цветами цвета топленого молока. И уж абсолютная роскошь и экзотика: лимон! Да-да, настоящий, вечнозеленый, с золотыми плодами. Выращенный, конечно же, из обыкновенного семечка. И «Аленушка» - в гипсовой золоченой раме на стене.

 

Бабушка моя работала на торфозаготовках, чтобы прокормить четверых детей, в предвоенные годы, а потом санитаркой в больнице. Но это не мешало ей сказочно красиво жить и содержать свою комнатку в комуналке в идеальнейшей чистоте. Да что там в чистоте - в волшебстве! Моя полу-грамотная бабушка Клава, не читавшая умных книг, всю свою сознательную жизнь героически сражавшаяся с грязью на работе и дома вопреки бедности, болезням, голоду - для меня навечно останется примером истинной и высокой культуры великого русского народа, как и примером христианского, человеческого и женского достоинства.

 

И одному учили дочек

искусству, как счастливой стать:

без пятнышка носить платочек

и совесть в чистоте держать.

 

Русская Женщина, как феномен, как вклад в мировую эстетику, в первую очередь представляет собой образ героического бойца с грязью. Да простит она меня за таковой комплимент и да не спешит возмущаться - ведь я искренне преклоняюсь перед ней и горжусь ее уникальностью. В жутких, невероятнейших условиях, стоя в грязи по колено, а порой и по маковку - она всю свою полу-нищенскую жизнь сражается за чистоту. Американки, например, такой войны себе просто и представить не могут. Поэтому, наверное, они такие спокойные, белозубые, стройные. Им негде и коснуться грязи. Они живут, а русские женщины - воюют. То, что русская женщина героически отстаивает на своей маленькой кухонке, в своей скромной квартирке - чистоту, уют, порядок и любовь - то Америка просто взяла и подарила, всем своим чадам и на всей своей территории. За фри, то есть бесплатно.

 

Почему Америка настолько далеко ушла от нас вперед? Говорят, ее и Россию варяги открывали вместе, приблизительно в одно и то же время. Они же и обустраивали, как и нашу страну. Есть и такая версия. И дальше посмотрите - за что, погибли декабристы? Что они провозглашали и чего добивались? Именно американской свободы, Американской Конституции. Никита Муравьев, как и многие из декабристов, был влюблен в эту далекую страну, увлечен историей и ее великими делателями, культурой и социальными достижениями. А о какой конституции, о каких реформах в России мечтал Александр Благословенный, разбивший Наполеона? И он мечтал об Америке для России. И он тоже, как и Владимир Соловьев, размышлял о реформе исторического христианства, о создании Великой Унии, встречался с Оуэном и пел с баптистами гимны.

 

А теперь почему-то привычней стало грозить Америке кузькой. Когда американского дипломата на рауте спросили: сколько в вашем правительстве рабочих и крестьян? - он испуганно ответил: что вы, нашей страной управляют люди образованные, юристы, адвокаты, крупные ученые. Любой страной должны управлять, хотя бы знающие люди. Почему хотя бы? Да потому, что американские Отцы-основатели, например, заложившие основы государства и Конституции, были, прежде всего, людьми глубоко верующими, библейски образованными, религиозно грамотными. И вот результат: Америка процветала при Алксандре 1, процветала при декабристах, процветала 100 лет назад и продолжает процветаеть. Результат же деятельности наших правительств тоже у всего мира на глазах.

 

И все-таки символика России - белизна. Белизна храмов. Снегов. Берез. Платочков богомолок. Совести? А вот Вячеслав Великолепный, на мой взгляд, несмотря на все свои труды и регалии, всю свою жизнь провел в самой настоящей грязи. Культура для него «лестница Эроса в иерархии благоговений». Каково звучит? Бабушка Клава моя просто плюнула бы, узнав, чем этот культурный гений занимался, в свободное от научных трудов время, на  придуманной им же самим лестнице. Да хоть бы уж сам этим и занимался, в одиночку. Ан нет, одному-то неинтесно. Данному кумиру всей творческой интеллигенции начала века почему-то было важно всех своих почитателей утопить в нечистоте своих «исследований».

 

Позже вы увидите сами, что и Вячеслав Иванов, и зловещий Гришка Распутин по сути дела являлись носителями одинаковой темной миссии, сознательно растлевая души. Оба призывали русских, тогда еще верующих людей познавать Бога посредствам (как бы выразиться по-литературней) различных философских и религиозных концепций, реализуемых в основном почему-то в секуальной сфере. Показывали собственный пример: один в среде русской аристократии и политической верхушки. Другой в среде русской словесности и интеллигенции. А рыба, она как водится, с головы гниет.

 

Что произошло вслед и как нахлынула на Россию низость и серость, как мы все угодили в нее и почему позволили подобному случиться - попробуем взглянуть на это через увеличительную призму прошлого столетия. Убеждена, что внешний мир является лишь видимым отражением невидимых явлений и событий. Нет, я не символистка, и все-же поделюсь своими мыслями именно о русском символизме. О русском символизме, предложившем России новую систему эстетических ценностей, которая ни новой, ни лучшей тем более, не оказалась. Уже потому, что с самого начала, базируясь на предательстве и подмене, была грязной - низкой и подлой.

 

 


 

Начало:

встреча, которой не заметил Соловьев

 

 

Низость нахлынула на Россию сто лет назад. Почему именно сто? Да потому, что именно тогда на Русской земле произошла странная, невероятная, непостижимая встреча: идей Владимира Соловьева с идеями Шопенгауэра и Ницше - как ни трудно ставить эти имена в один ряд. На земле, где тысячу лет основой существования было христианство, где вера была насущной для всех, как воздух, как хлеб, как любовь матери к своему ребенку, - вдруг стали прорастать семена атеизма.

 

В конце 19-го века Владимир Сергеевич Соловьев был безусловным духовным, и даже, в следствие правительственных гонений и мученического существования, национальным героем, властелином душ и умов. Его окружал ореол таинственной славы и обожания. Всемирно известный учёный, историк и философ, профессор Московского Университета, он был невероятно яркой и самобытной личностью. Не просто ученым, а ученым-поэтом, умевшим и блестяще развивать свои идеи, и зажигать ими сердца людей. Прославился он и как талантливый писатель, виртуозный критик и полемист, неповторимый лектор. Соловьев сумел бережно соединить философское наследие христианства с самым современным уровнем мировой науки. Он был не просто христианином, но Рыцарем веры, примером всей своей жизни утверждающим высокие и трудные нормы христианской этики.

 

Мало того, это был необыкновенно красивый, высокий и обаятельный человек,  обладавший редким даром оратора, бесподобным юмором и гипнотическим взглядом ярко-синих глаз. «Обаяние его моральной личности, его идей и даже его внешнего облика - прямо-таки идеального образа пророка, в настоящем смысле этого слова, воздействовало чрезвычайно... (почему же) Единственный в России философ оказался как бы несуществовавшим?» (Д. Андреев, «Роза Мира», с. 195.)

 

И вот, как ни странно, они сошлись, вода и пламень: в это же самое время, сто лет назад, немножко раньше, пришли в Россию из Германии богоборческие идеи Ницше и Шопенгауэра, провозглашавшие свободу человеческой воли. Шопенгауэра перевели для России еще Фет и Юлий Айхенвальд. Книга Шопенгауэра «Мир как воля и представление» стала манифестом абсолютного индивидуализма, философского отрицания и вызова существующему мироустройству. Все это выглядело дерзко, ново, ярко: человек и его воля главное. Хотя, собственно говоря, что может быть нового в библейской истории Каина?

 

В 1890 году появилась книга Минского (псевдоним Виленкина Н.М.) «При свете совести», где эти идеи впервые популяризировались в России. Владимир Соловьев, быстро откликнувшийся рецензией, не придал большого значения откровениям Минского. Для него, не просто верующего человека, но горевшего любовью поэта, они граничили с психопатологией и вызывали недоумение и снисходительное сожаление. Причиной подобного восприятие мира он считал духовную незрелость, слепоту и невежество. (Соловьев В.С. По поводу сочинения Н.М. Минского «При свете совести». Собрание сочинений, том 6, СПб, с. 241 - 246.)

 

Трагедия любого титана заключается прежде всего в его органической неспособность заниматься мелочами, сиюминутной суетой. Ни самого Ницше, ни кого-либо из его популяризаторов, Владимир Соловьев не мог воспринимать всерьез. И он был прав. Но в 1900 году, внезапно, в самом расцвете своего творческого дарования, он навечно ушел от нас, оставил свое уникальное поприще стража Русского духа. А вскоре и мы ушли от него, попросту забыли,как любого не от мира сего. Предали?

 

А вот Ницше, увы, стараниями символистов остался. Сейчас уже можно признать, что с этой книги Минского, в русском обществе и начались, по сути те бурные процессы, которые привели к революции. Сначала в сознании людей, а потом и в их жизни. Религиозная революция с отрицательным знаком была инициирована темными силами снизу, через самые примитивные, стихийные инстинкты общества. А революция с положительным знаком, которую титаническим, подвижническим трудом, трудом всей свой жизни готовился совершить Владимир Соловьев, опираясь на лучших представителей духовенства и передовой интеллигенции, была сорвана.

 

Вторая беда Соловьева была в том, что он был русским. Истинная любовь к страждущему отечеству и глубокое осознание личной ответственности за будущее России тяжким бременем ложились на его плечи. Он готовился и трудился, изнурял себя размышлениями, ученичеством, строгими нормами христианского служения. Немецкие же идеи, словно блохи, незаметно и губительно размножались в той самой среде, где очень скоро должен был бы вспыхнуть яркий свет обновления. Настолько губительно, что скоро явились причиной тяжкого и длительного недуга, на подобии сыпняка, охватившего огнем страшной горячки всю Россию. А после внезапной смерти Владимира Соловьева неумолимо случилось инфицирование чистой и доброй (хоть и отнюдь не демократической, но доброй, совестливой, религиозной) России - болезнью безбожия. Заражение ее христианской крови злом безверия, ядом цинизма.

 

Что касается экономических теорий Маркса, то в конце 19-го века они еще не воспринимались настолько глобально, все искали Истину, а не ее отрицание. Русская общественная мысль еще не измельчала настолько, чтобы пренебречь Духом полностью, как это сделал еще один немец. Но многие видные писатели и просветители того времени, люди, казалось бы, искренне верующие, религиозно искушенные, такие как Мережковский, Пришвин, Леонид Андреев, Александр Блок - уже были очарованы смелостью идей человекобожества. Что говорить о молодых, проклинавших семинарскую скуку, жаждавших полноты жизни, любви, творчества?

 

Творческий потенциал молодых и одаренных русских людей давно вошел в серьезный конфликт с традиционным историческим Православием. Как писал Д. С. Мережковский, традиция - созерцательна, то есть бездейственна; действие - свободно, то есть безрелигиозно. "Двух путей нет в действительности, но они есть в теперешнем нашем сознании, а потому люди культуры и действия сознательно безрелигиозны, а люди верующие сознательно бездейственны... Вина и на всех, ибо и те и другие раскалывают Единое, берут части силы, которая в части своей, как сила, исчезает. Духа животворящего нет ни на тех, ни на других. Царство раскололось пополам... И язычники подымают головы." ("Страшный суд над русской интеллигенцией" из сборника "Грядущий хам", 1906г.)

 

Решить подобный конфликт в масштабе всей нации было по силам разве что такому титану, как Владимир Сергеевич Соловьев. Он не должен был умереть так рано. Зло вырвало его из жизни, по словам Д. Андреева, "отчаянным усилием всех своих воинств", в тот самый момент, когда решалась историческая судьба России. Если бы этого не произошло, то Христианство в нашей стране, обогащенное новым духовным опытом и знаниями Владимира Соловьева, уже тогда преобразилось бы, коренным образом изменяя жизнь людей и мир вокруг. Конфликт Церкви и интеллигенции не перерос бы в бунт против Бога всего общества, а социальные преобразования свершились бы без кровопролития, в рамках исторических норм и традиций. Основа нации, ее главные корни не были бы расшатаны и подорваны.

 

Однако точно рассчитанными двумя ударами в лоб и в тыл духовный поиск русской мысли был вообще практически оборван. Россия потеряла и свою основу основ - веру, и своего лидера. Владимир Сергеевич Соловьев мечтал о превращении России в истинно христианское государство. О соединении христианства с гуманизмом, демократией и прогрессом, мечтал о «христианской политике», об объединении церквей и слиянии духовных исканий. Он развивал идею великого «Всеединства» бытия и постепенного превращения человечества во всеминое братсто. Но претворить свои мечты и планы в реальную жизнь, для любимой России, ему не пришлось.

 

Зато Ницше и Шопенгауэр были не просто приняты к сведению, но фактически возведены на пьедесталл кумиров. Истомившиеся от вечных тисков и духовного рабства, люди жаждали свободы, не разбираясь особо в том, кто именно ее им проповедует. «Шопенгауэр - вершина, на которую восходят встающие над сонностью жизни» - слова Андрея Белого, из его книги «Арабески».

 

Постепенно с высоты Богоискательства Россия в лице ее лучших умов, перешла к Богоборчеству, за чем и последовали неумолимо примитивизм и материализм. Последние могикане Соловьевских прорывов - Николай Бердяев, Сергей Булгаков, Павел Флоренский - вскоре оказались на Западе и были преданы анафеме и забвению на родине. А мы-то с вами всегда считали, что основное событие века произошло в 1917, 25 октября. Но по всей вероятности, основной удар был нанесен по России был нанесен еще в 1900-м.

 

В Америке мало кто интересуется идеями немецких богоборцев, как впрочем и любыми идеями, кроме тех, которые в хозяйстве хороши. А уж над теми, кто старается посмеяться над Богом, здесь вперед посмеются и повернутся к ним спиной, не разбираясь особо в философских тонкостях откровений. Их не принимают всерьез и не возводят в кумиры. В то самое время, пока русские великие умы заражались цинизмом Ницше, Америка наслаждалась чистотой Льюиса Кэролла, его Алисой. И вместе с этой бесстрашной девочкой открывала волшебное Иное.

 

И был этот новый параллельный мир добрым, веселым и радостным. Алиса, Дали и прекрасная американская музыка - вот те «ферменты», которые на незыблемых корнях глубокой религиозности и протестанского трудолюбия - взрастили и дали пышный цвет Американского чуда. Все в Америке незыблемо и неизменно стоит на чуде, то есть на Боге. Его здесь никто и никогда не отменял. Конюшен из храмов никогда не делали. Библии была и остается непреходящим бестселлером, основой жизни каждой семьи. И кукурузой - подло и смешно мерить Америку.

 

Спасибо ей уже за то, что она явила миру великий пример - чтобы жить лучше вовсе не обязательно проливать реки человеческой крови. Хотите обогнать Америку? А не вернуться ли, для начала, на 100 лет назад? Не притча о блудном сыне получается у нас, только повторенная на мировом уровне.

 

Вот к чему привела Россию та странная, странная встреча, сто лет назад, которой даже и не заметил Владимир Соловьев.

 


Третья беда Владимира Соловьева    

или

что сказал поэт о поэте

 

 

У нашего уникального и легендарного отца-основателя Владимира Сергеевича Соловьева, кроме проблем с излишней масштабностью личности и национальностью, была еще и третья беда: он оказался совершенно один. Добежав до своего земного финиша, далеко оторвавшись от всех, он не нашел сильной и надежной руки в России для передачи факела духовной Эстафеты. Огонь упал, разбившись на многочисленные языки. Их подхватили сотни, но у одних он тут же угас, другие несли слишком медленно и неуверенно, пешим ходом, с многими остановками, а третьи вообще сошли с дистанции и побрели назад.

 

На дорожке исторической эстафеты оказалась Леди Либерти с высоким факелом Духа любви и свободы в руке. Если же попытаться говорить не поэтическим, а формальным языком, то одиночество Владимира Сергеевича Соловьева и трагическое отсутствие достойных приемников его идей, действительно привела к самым печальным последствиям. Что поделаешь, он был единственным избранником, и по многим трудам и страданиям  удостоился потрясающих откровений о красоте Иного мира и тайнах мироустройства. Уникальный духовный опыт, абсолютно новое знание, переродившее и его самого, Соловьев благоговейно скрывал. Только небольшая поэма «Три свидания», приоткрывает тайну, свидетельствуя о глубине переживаний человека, неоднократно пережившего встречу с Божественной Женственостью.

 

Выразить себя, описать человечечским языком эти события было невыносимо трудно, как и совсем умолчать о случившемся. Именно в силу своего мучительного избранничества, Соловьев в муках сотворил новый образный язык, отражавший высшую степень преклонения, любви, но и не нарушавший святого покрова Тайны. Новое знание о мире и Божественной красоте было упрятано ученым-поэтом в нежнейшую кисею лирики, боли, иносказания, ограждено рамками искусства и мечты. Оно стало его сокровищем, неслыханной благодатью, которой Владимир Сергеевич мечтал бы поделиться со всеми, если был бы уверен в том, что Церковь и общество готовы принять откровение, принять - душой, а не просто для оценок и толкований.

 

Как же наверное было обидно нашему гению Там, что за свои единственные в своем роде муки и страдания, посмертно он вдруг был пожалован титулом одного из основателей символизма. Проворные русские ницшеанцы не церемонились и не медлили, уж очень манила их новая поэтическая лексика, созданная Соловьевым. Они не собирались продолжать его долгий и героический путь; им важно было совершенно другое.

 

«Все быстротечное символ, сравнение» - эту цитату из «Фауста» Д. С. Мережковский взял эпиграфом к своему сборнику стихотворений «Символы», вышедшем в 1893 году. Этим сборником, внимание русского общества было обращено на появление нового литературного направления в России. Кто мог тогда подумать, к каким тяжким практическим последствиям приведут подобные туманные новомодные поэтические теории? До сих пор мы все ощущаем на себе их последствия, до сих пор страдает Россия, и многие русские вынуждены искать пристанища вдали от родных мест. Например, в Америке.

 

Это произошло 9 апреля 1995 года в Бостоне. Была та удивительная весенняя пора, которая превращает этот город, заслуженно названный городом-садом, в неописуемые райские кущи. Повсюду цвели дикие яблони, сакуры, магнолии, акации, миндаль. Фантастические азалии полыхали алым, розовым, лиловым, белым огнем. Газоны ярко зеленели из-под охапок нарциссов, маргариток и фиалок. Деревья красовались, распустив свои нежные, новенькие кроны. Город буквально тонул в лавине света, в буйстве красок, в дыхании ароматов. День был осиянный, тихий и теплый. В Бостон приехал Бродский.

 

Не буду описывать все сложности и трудности, которые нам пришлось преодолеть в этот волшебно-прекрасный день прежде, чем проникнуть в один из залов Бостонского Университета, где состоялся вечер его поэзии. О, вечер оказался достоин весеннего чуда этого дня. Поэт, не выступавший перед публикой 10 лет, явно был в ударе. Принимали его не просто горячо - нежно, восхищенно, замерев! В зале стояла благоговейная тишина. Я ни разу до этого не видела Бродского, и он для меня вруг открылся настоящим героем, во весь рост и ширь своего гремящего под куполом голоса.

 

Это уже только потом, спустя девять месяцев, прочитав о его кончине, я вспомнила маленького, сутулого, какого-то даже мешковатого человека,рыжего и веснущатого, с крупным почти голым черепом, потерянно перебирающего в руках листы бумаги. Пряча в них свое волнение? Он ни с кем не разговаривал. Не улыбался. Не обменивался мнениями. Был странно серьезен, если не трагичен. Но когда читал, гремел всей мощью западной акустики так, словно собирался разрушить стены и купол. Вспомнила и поняла, поняла этот облик, на этом вечере и после, когда шли мимо него сотни людей со словами благодарности и восхищения.

 

Одиночество! В этом сверкающем весеннем мире Бродский являл собой облик абсолютного, запредельного, космического одиночества - одиночества Поэта. Поэт всегда один, сколько бы людей ни окружало его. Он один, потому что он - всегда предстоит Богу, обречен на высшую меру мыслей и поступков. У поэта нет выбора, и он не может ни с кем поделиться степенью напряжения жизненных сил, напоминающими, наверное, сострояние спринтера перед выстрелом пистолета. В тот момент, переполненная радостью и стихами, я не могла понять обратной стороны медали, хоть и явно ощутила и запомнила какой-то диссонанс.

 

А сейчас вспоминаю не для того, чтобы раскрывать тему вечной драмы «Поэт и время», а чтобы передать вам то, что сказал в этот вечер поэт о поэте. Читались записки из зала, и в одной из них был задан вопрос о Блоке. Бродский прочел: «Правда ли то, что Вы не любите Блока? И если так, то почему?» Сначала Иосиф Александрович быстро ответил: «Да, это правда. А почему....» Вдруг он как-то расслабился, облокотился о трибуну, сощурился, глядя в пространство и беззвучно жуя губами. Меня поразила продолжительность паузы, первой за этот вечер, и напряженность тишины в зале.

 -  Сейчас... Сейчас я попробую это выразить... Как вам это объяснить...

  Я уже начала нервничать, ну зачем так его мучить? Ну не любит и не любит, его дело, в конце концов! Нельзя же себя заставить любить кого-то или что-то. Конечно, с другой стороны, было интересно, ведь Блока любят все, как можно не любить Блока?

 -  Дело в том, что это был особенный момент... В это время... России нужны были другие стихи. Стихи Блока создавали не то настроение, которое тогда необходимо было для России.

 

Уф! Я была счастлива уже тем, что это кончилось, мучение с этим вопросом, и не придала какого-то особого значения содержанию ответа. А вот теперь, спустя уже 2 года после этого вечера, ясно понимаю: в ту минуту Бродский отвечал не нам. Он честно ответствовал Истории и России.

 

Если только вспомнить, что делали стихи А.Блока с русской публикой начала века - она буквально впадала в транс, шла на край света за своим кумиром. Только один раз, после службы в храме, Блок и Вл.Соловьёв встретились глазами, но эта мочаливая встреча послужила рождению образа Рыцаря-Монаха в сознании поэта и дальнейшей их дружбе в других мирах, но увы - не удержала Блока от срыва в русскую стихию, от последовавших за этим срывом болезнь и постепенную гибель. Глазами они встретились - а вот в Духе нет. Подхватить, продолжить дело Владимира Соловьёва, стать новым Лидером нации Блок так и не сумел.

 

 

 

Когда Россия была впереди

Или

Как мы потеряли чудо

 

 

Мы верны той России, которой могли гордиться, России, создавшейся медленно и мерно и бывшей огромной державой среди других огромных держав... Мы верны ее прошлому, мы счастливы им и чудесным чувством охвачены мы, когда в дальней стране слышим, как восхищенная молва повторяет нам сыздетства любимые имена.

 

В. Набоков «Юбилей». 

    

О каком особенном моменте истории говорил И. Бродский, не любивший Блока, и какое всё это имеет отношение к Америке? Сто лет назад Россия была впереди Америки. Русские целковые брали везде, как самую надежную валюту, не обменивая ни на какие синие или зеленые. Но главное, у России была великая нацилнальная идея: превращение человечества в единое христианское братство. Идея всечеловечности, как подчеркивал Н. Бердяев, это русская идея. Ни в одной из других культур в мире она не была высказана так определенно, как в русской культуре. «Интернационализм есть лишь искажение русской идеи всечеловечности, христианской универсальности. Национализм всегда был немецким заимствованием на русской почве» (Н. Бердяев «Истоки и смысл Русского коммунизма», YMCA-PRESS 1955, стр. 73, 75).

 

Толстого и Достоевского Бердяев называл «глашатаи универсальной революции духа», а Владимира Соловьева «представителем русской всечеловечности», «христианским универсалистом»:

 

«Их ужаснула бы русская коммунистическая революция своим отрицанием духа, но и они были ее предшественниками» - пишет он. Владимир Соловьев «хочет революции с Богом и Христом... Толстой не знал Христа, он знал лишь учение Христа. Но он проповедовал добродетели христианского коммунизма, отрицал собственность, отрицал всякое экономическое неравенство. Мысли Достоевского и Толстого на грани эсхатологии, как и всякое революционное мышление.»

 

Да, момент истории был действительно решающий. Россия в конце 19-го века действительно стояла на пороге великой революции, о которой мечтало не одно поколение передовой русской ителлигенции. Но никто и никогда не поднимал руку на веру. Все западные философы, все мировые умы с благоговением склоняли головы перед русским христианским лидером, Владимиром Соловьевым. И была у России эстетика чуда. Еще Владимир Красно Солнышко, по всему свету отправляя своих гонцов для выбора веры, предпочел ни что иное, как именно красоту, радость чуду.

 

 Когда Владимир выбрал красоту

 ей покорив языческую Русь,

 с тех пор себя мы вверили Христу

 и выучили чудо наизусть.

 

А чудо не заставило себя долго ждать. Вся русская История творилась чудесами, начиная с разгрома Аскольда и Дира у Царьграда. Тогда в воды Босфора, после усердных молитв, была опущена погребальная Риза Богородицы; поднялась буря, разметала русские корабли, и русские в страхе отступили, приняв первый урок силы истинного Бога. Это произошло 18 июня 866года.

(По другим источникам в 860 г. «О жизни православных святых, иконах и праздниках» 1991 год, стр. 244.) Аскольд и многие из его дружины, потрясенные чудом, приняли крещение. Дальше чудеса буквально посыпались на нас, как из волшебного лукошка. Вспомним только, как после исцеление ослепленного князя Владимира, через его искреннее покаяние, творилась новая история Руси.

 

Знамения, явления небесных сил, откровения инокам, праведникам, отрокам; приход в Россию по водам и воздуху чудотворных икон Богородицы, Ее водительство и заступничество, указание путей избранникам, формирование границ государства Российского, указание мест строительства храмов и престольных градов; волшебные целительные ключи и источники, на местах явления чудотворных икон, они и сейчас плещут повсюду на Руси благодатью и чудесами. 

 

Все наши великие победы - Куликовская битва, нашествие ордынских князей Ахмата, Махмет-Гирея, поляков, немцев, шведов, французов - все решалось чудом и непосредственным участием Божией Матери. Ее видели и враги, и русские воины. Она снисходила впереди полков блистающей грозной Девой, с развевающимися белыми покрывалами, в окружении великих мужей и неисчислимых воинств. Повергала ниц самых диких и воинственных, устрашила и самого Тамерлана. Ослепленные, парализованные неудержимым страхом и паникой, враги отступали.

 

Историческое христианство в России - это свиток чудес, явлений и откровений Бога нашей земле и нашему народу. Кто может поднять руку на своё кровное, кто отрицает русскую православную традицию, тот не может быть русским. Ему нет дела до наших национальных сокровищ, равных которым нет во всем мире. Русских никогда не надо было учить чуду. Вспомнить только Андрея Рублева и россыпь золотых куполов по всей земле. Взглянуть на эту наивную вычурность храма Василия Блаженного - настоящий сказочный теремок, родившийся в детском воображении русской души!

 

А русские сказки, праздники, народные гулянья, ледяные горки и города, Рождество, Святки и всевозможные ярмарки? А музыка? Бородин, Мусоргский, Римский-Корсаков, Рахманинов, Гречанинов, Стравинский? А наука? Какие имена: Циолковский. Вернадский. Менделеев. Жуковский. Лобачевский. Каждое из них - событие в судьбах мира. А наш великий и героический эпос, былины, сказания, «Бородино»? О Пушкине и русской литературе мы никогда, надеюсь, не забывали. Вспомните картины Нестерова, Сурикова, Иванова, Серова, Репина, Левитана. Дягилевские балеты, выставки и сезоны? Весь мир называл их «русским чудом». А искусство Фаберже? Чеканки, эмали, чугунное литье?

 

Россия создавала настоящие чудеса. Все, что производили наши мастера, было на удивление и на радость души. А главное, у всего народа, у всей русской нации была ни с чем не сравнимая радость, о которой теперь уже мы все почти забыли: радость чистой души и спокойной совести. Вспомним же все это, что было нашим, привычным, родным всего-то каких-нибудь сто лет назад. Только сто! Когда Россия была впереди Америки. Когда Россия была с Христом.

 

Нет, не была она ни «лапотной», ни «отсталой», ни «прогнившей». Она готовилась к великим и добрым переменам. И у её главнокомандующего был верный залог успеха - прославленная и могучая армия, армия русского Духа. Но вдруг христианская эстетика чуда уступила в России место своей полной противоположности. Грянул «бессмысленный и страшный» народный бунт, сокрушивший все и вся. Многовековая культура сдалась без боя неслыханному примитивизму и тотальной духовной безграмотности, которая сравнима лишь с религиозным невежеством печально «известного науке племени кубу», как пишет Даниил Андреев. И наша волшебная страна стала той «дырой огромной», черной пустотой, по выражению В. Набокова, в его стихотворении «Сон»:

Есть сон. Он повторяется, как томный

стук замурованного. В этом сне

киркой работаю в дыре огромной

и нахожу обломок в глубине.

 

И фонарем на нем я освещаю

след надписи и наготу червя.

«Читай, читай!» - кричит мне кровь моя:

Р, О, С... - нет, я букв не различаю.

 

Таков итог важнейшего исторического момента, того самого, о котором напомнил нам И. Бродский. Не думаю, что его нелюбовь к Блоку есть нелюбовь к поэзии Блока. Наоборот, Иосиф Александрович прекрасно понимал всю силу и красоту поэзии русского гамаюна и его уникальный вклад в словесность. Но в тот момент всеобщего разброда и шатания, действительно именно Блок мог вмешаться и отвести беду от России, если бы был способен на посупок, на личный пример, на общественную проповедь. Бродский осуждает Блока, как патриот России - отступника, как православный - предателя веры и как настоящий мужчина - спасовавшего, в самый ответственный момент. Да ты поэт, но Истина дороже...

 

Я лично не могу Бродского винить за строгий суд. Блоку было дано Свыше так много, как может быть ни одному поэту уже никогда дано не будет. Но погибла его Россия, его "жена", его "невеста", как сам он признавал и утверждал. Не уберёг. Погибло русское чудо, захлопнулся сияющий самоцветами ларец русской Истории, русского Духа. Не слишком ли огромной оказалась плата за личную человеческую слабость?

 

Далее мы заглянем в тонкий и хитроумный механизм зловещей подмены, увидим этапы русского "Апокалипсиса внутри времён", который был предсказан и трагически осмыслен Владимиром Соловьёвым задолго до большевистской революции.

 

(Продолжение следует)

 

 

 

г1997-2001, Larisa Gumerov.